Детство и юность Курта Дональда Кобейна прошли в заштатном провинциальном городишке с тоскливым названием Абердин (штат Вашингтон). Единственной достопримечательностью городка была лесопилка и одна центральная улочка с примостившимися друг к другу барами, переполненными выпивохами-работягами. От них ничем не отличался и отец Курта – Дональд Кобейн – автомеханик, заядлый охотник и коллекционер оружия. Мать Курта, Венди, довольно быстро отчаялась найти в городишке работу по душе и решила посвятить себя воспитанию сына. Тем более что мальчик требовал постоянного внимания. Еще во младенчестве ему поставили диагноз – гиперактивность, к которому затем добавился хронический бронхит, а из-за курса лечения риталином маленький Курт начал страдать бессонницей и на школьных уроках сидел с отсутствующим видом.
Подрастая, Курт стал предпочитать безмозглому, как ему казалось, торчанию в школе и постоянным дракам со сверстниками, которые из-за раздражительности и депрессий считали Курта чуть ли не припадочным, общество многочисленных дядюшек.
Именно эти «прожженные рокеры» показали «малышу» Курту, по какой дороге должен пойти настоящий мужчина, заслушивая до дыр записи «Лед Зеппелин», «Блэк Саббаф», «Эй-Си-Ди-Си» и «Кисс».
Когда Курту исполнилось восемь лет, родители развелись, новый друг Венди пил напропалую, поколачивал ее и частенько грозил пристрелить детей из домашнего ружья.
К тому же дядя Курта, Барл Кобейн, впервые познакомивший племянника с электрогитарой и научивший отбивать нехитрые ритмы на ударных, покончил жизнь самоубийством, выстрелив из ружья себе в живот.
Курт обозлился на весь мир. На стене своей комнаты он написал: «Я ненавижу маму, я ненавижу папу, родители ненавидят друг друга – здесь есть от чего загрустить». Курт говорил, что тогда из его жизни словно бы ушел свет, который он с тех пор никак не мог обрести. Он перестал заводить дружбу с благообразными сверстниками из полных семей, бросил школу, ушел из дома, предпочитая общество панков и наркоманов и грязные квартиры. «Весь ковер был в пиве, блевотине и крови. Мы готовили гамбургеры примерно раз в неделю и месяцами не мыли посуду», – вспоминает Курт.
Тогда же Курт начал курить марихуану: «Курение приводило меня настолько в бредовое состояние, что я вел себя уже не просто как обычный невротик, а превращался в настоящего психа». Для своей агрессии и жажды отомстить несправедливому миру Курт придумал своеобразную терапию. Он врывался в одинокие пустые дома, громил там все подчистую, забирал деньги, шел в аптеку и накупал уйму лекарств, с которыми и экспериментировал, пытаясь «заторчать».
Курт почти не ел и не спал. А однажды, когда пришлось уж совсем туго, заявился к матери, достал нож и изрезал себе руки, угрожая покончить с собой, если та не даст ему немного денег. Но тогда будущий музыкант даже был горд тем, что может жить вот так, не имея ни дома, ни работы, что вполне соответствовало его представлениям об образе настоящего панк-рокера.
Курт писал стихи, рисовал граффити обезображенных младенцев и мечтал со своим знакомым Крисом Новоселичем (будущим гитаристом «Нирваны») перебраться в Сиэтл, где, как ему казалось, есть больше шансов создать свою рок-группу.
«Вандализм прекрасен!»
В Сиэтле (1989 год) Курт и Крис с примкнувшими к ним местными ребятами Чедом и Джейсоном записали первый альбом «Нирваны» и готовились поехать в промотур по Штатам. Во время концертов в СанФранциско, где тогда проходила массовая кампания против СПИДа, призывающая «белить свою «кухню» (bleach your works), то есть стерилизовать шприцы и иглы в холодной извести, убивающей вирусы, было найдено название первого альбома – «Bleach».
Курт, познакомившийся в Сиэтле с героином, полностью одобрил такое название.
На нервной почве его стали мучить невыносимые боли в желудке. Поставить диагноз и прописать лечение врачи были не в силах, ссылаясь на последствия «нездорового образа жизни» Курта, который надо было менять в корне. Тогда музыкант занялся «самолечением» и «прописал» себе еженедельную инъекцию героина.
Но темп жизни менялся, «Нирвана» набирала популярность, гастроли покатились одна за другой, а Курту хотелось всегда выкладываться на все сто… Из-за постоянных попоек и курения пропадал голос, из-за болей в животе хотелось вывернутся наизнанку, – каждый концерт «Нирваны» заканчивался показательным крушением музыкальной аппаратуры, а зачастую и потасовками с организаторами и охраной. К тому же Курту все никак не удавалось «скрестить» фирменный надрывнопронзительный звук «Нирваны» с мелодизмом. Он стал прибегать к героиновому дурману все чаще.
После концертов организаторы частенько проставлялись бутылкой водки и виски. На одной из таких послеконцертных вечеринок в Лос-Анджелесе (май 1991 года) Курта ударила кулаком в живот известная к тому времени стриптизерша, порноактриса и начинающая певица Кортни Лав (Лав Мишель Харрисон). Курт дал ей сдачи, повалил ее на пол, и они стали бороться.
«Это был брачный ритуал людей с нарушением эмоциональных функций», – со смехом вспоминала потом Кортни. Но «нахальная стерва» с большими познаниями в области наркосодержащих лекарств, принимающая героин с 14 лет, пришлась Курту по душе. Он пока еще не знал ни одного наркоторговца в Лос-Анджелесе, где тогда проводил большую часть времени.
Поэтому, приступая к работе над новым альбомом, вместо героина «для подзарядки» пил микстуру от кашля с кодеином, не считая марихуаны и полбутылки виски ежедневно.
В таких условиях был записан альбом «Nevermind», ставший в одночасье «платиновым» и принесший пораженным создателям мировую известность и миллионы долларов. Презентация альбома состоялась в одном из лучших клубов Сиэтла и ознаменовалась грандиозной пьянкой, после чего группа сразу же уехала в тур по США и Канаде. В турне Курт взял с собой Кортни Лав со стратегическим запасом наркоты и гитару с надписью «Вандализм прекрасен, как камень (rock) в лицо копа». Во время турне Курт наконец увидел, кто же составляет основную часть поклонников «Нирваны». Вместо маргиналов-панков к своему огромному разочарованию каждый день Курту приходилось лицезреть на концертах все тех же «тупоголовых качков», ребят из студенческих братств и «металлистов», которых он так хорошо знал по Абердину и от которых и хотел спастись бегством в альтернативный рок.
Курт признавался, что ему было просто противно во время тура от того , что «на наши концерты приходило много обычных людей, которые действовали мне на нервы».
На концерте в Далласе у Курта случилось очередное обострение хронического бронхита. Он чувствовал себя очень плохо. В день концерта его посетил врач и дал какой-то мощный антибиотик, забыв предупредить о воздержании от алкоголя. В результате Курт, по обыкновению много пивший в тот вечер, почувствовал себя так, словно «принял много «винта» (наркотик амфетаминового ряда) или чего-то в этом роде». Он не слышал себя на сцене, терял голос, выступления становились бесцветными… А по ночам Курт продолжал писать бессвязанные тексты в духе потока сознания. «Иногда я бываю тупым нигилистом, в другое время я искренен и раним, – говорил Курт. – Так рождается каждая песня. Таково большинство людей моего возраста. Они то полны сарказма, то вдруг становятся заботливыми. За этим трудно уследить».
«Мне нужно что-нибудь, чтобы унять боль»
Во время европейского турне осенью 1991 года проблемы Курта со здоровьем серьезно осложнились. Постоянные боли в животе становились все сильнее и делали его раздражительным и замкнутым. В начале декабря Курт вернулся в приобретенный им дом в Сиэтле. Кортни еще была в Европе со своей группой «Хоул». Тогда же Курт впервые осознанно прибег к систематическому употреблению героина.
Вернувшись из Европы, Кортни с легкостью поддержала мужа в этом решении.
Молодая чета неделями не выходила на улицу. «Я просыпался, принимал наркотики, слушал музыку, рисовал, играл на гитаре, – рассказывал Курт. – Что-то в этом роде. Это был отдых». При этом его очень пугали неизбежные ломки, и Курт даже не знал, какова его доза в граммах.
Он только помнил, что тратил на героин сотню в день. Пристрастие Курта к героину стало достоянием прессы, а музыкант сделался все более подвержен мании преследования. Одну из комнат в доме он доверху завалил крупнокалиберными ружьями.
Беременность Кортни явилась для обоих полной неожиданностью. Ни она, ни Курт никогда не предохранялись, даже когда стали систематически употреблять героин. Кортни настаивала, что им необходимо на время отказаться от героина, и напуганный возможными патологиями будущего ребенка Курт согласился. Детоксикацию они проходили дома, принимая назначенные врачом лекарства.
Но через несколько дней Курту предстоял тур по Австралии. Желудочные боли вновь обострились. Его постоянно рвало, и он практически не мог есть. Несколько раз Курт звонил жене, плача от боли. В конце концов Курт попал на прием к «рок-доктору», в кабинете которого висело много фотографий знаменитостей.
Выслушав историю Курта, врач решил, что его проблемы вызваны отказом от героина и назначил ему «методон», синтетический наркотик, который Курт тогда принял за безобидные желудочные таблетки. Боли сняло как рукой, и «Нирвана» благополучно продолжила тур по Новой Зеландии и Сингапуру, где публика приветствовала их как богов.
Вернувшись в Сиэтл, Курт осознал наконец ту психологическую ловушку, в которую попался и до него ни один рокер.
При всем его идолоборчестве он сам постепенно превращался в самого настоящего рок-идола. На него в полной мере обрушились все прелести славы, к которой, по его словам, Курт никогда не стремился.
Курт снова стал употредлять героин, однако, прилагая усилия, чтобы не искушать Кортни. Он кололся в кладовке, где хранил наркотики и все необходимое. В плане творчества это время было для Курта очень продуктивным. Он много рисовал и написал большинство песен, которые потом вошли в альбом «In Utero». Подозревая, что муж вновь «развязал» с героином, Кортни, твердо решив оставаться трезвой до конца беременности, старалась как можно больше времени проводить вне дома.
Однако она все-таки поехала с мужем на концерт в Белфаст, где Курт испытал клиническую смерть от передозировки, а у Кортни начались преждевременные схватки. Спешно вернувшись в Сиэтл, Курт обнаружил, что новые песни, спрятанные им в приступе мании преследования в ванной, залило нечистотами из прорвавшейся канализации. В результате Курту предстояло в считанные дни восстановить 80 % материала для третьего альбома. Он вновь колол героин в открытую. Лирика Курта стала пронзительной, как и та физическая и душевная боль, с которой он жил уже многие года: «Я ненавижу себя и хочу умереть», «Изнасилуй меня, мой друг!».
«Что бы ни случилось, я люблю тебя!»
Невероятно, но факт. Дочь Курта и Кортни Фрэнсис родилась абсолютно здоровой. Будто кто-то «по ту сторону добра и зла» давал молодым людям еще один шанс. Кобейны решили вести «что-то вроде нормальной семейной жизни». Купили имение и загородный дом недалеко от Сиэтла.
Хотя, по воспоминаниям знакомых, «нормальная жизнь» в новом доме продлилась недолго. Один угол дома, обозначенный как «комната для хлама», был забит книгами, газетами, остатками пищи недельной давности, пустыми бутылками и частями гитар. Там же стоял буддистский алтарь Кортни. Пол был усеян бычками, «золотыми» и «платиновыми» дисками «Нирваны» и «Хоул».
Между тем физическое и умственное здоровье Кобейна продолжало неуклонно ухудшаться. Практически каждый вечер, если он был в Сиэтле, Курта можно было увидеть у заброшенного дома на Гарвард-авеню, где он покупал героин. Он по-прежнему курил марихуану и обычные сигареты, редко ел.
Курт сильно похудел, его голос превратился в едва слышимое рычание. Казалось, он даже утратил уверенность в собственном профессионализме.
В последний год жизни Курт фактически превратился в инвалида. Помимо героина, он пристрастился еще и к транквилизаторам, которые принимал в огромных количествах. Докторам требовалось по несколько месяцев, чтобы подготовить его к очередному туру, но даже это не помогало. Во время последних концертов Курт с трудом вспоминал слова собственных песен и, чтобы немного восстановить голос, заправлялся перед выступлениями коньяком. Кортни ничем ему не помогала.
Во время гастролей в Риме Курт отправил служащего гостиницы купить роипнол (сильный транквилизатор, использующийся иногда для снятия симптомов героиновой ломки). Принял сразу пятьдесят таблеток и запил шампанским. Бездыханного Кобейна отвезли в больницу, а CNN тогда прервал вещание, чтобы, пока что ошибочно, заявить о смерти рок-музыканта от передозировки.
Кобейна удалось уложить в наркологическую клинику. По словам одного из работников клиники, Курт «был очень расстроен, что к нему не приходила Кортни», тусовавшаяся в это время на Беверли Хиллз. Однажды вечером он дозвонился ей в отель: «Помни, что бы ни случилось, я люблю тебя», – это были его последние слова, обращенные к жене.
№115 (23673) от 27.06.2003
©Арина РОМАНОВА
Оригинал записи и комментарии на LiveInternet.ru